— Хорошо сделано, только медленно, — сказал Ален.

— Еще как медленно! С запозданием! — Грегори распахнул камзол принца. — Посмотрим, насколько глубока ваша рана и нет ли инфекции.

— О, да вам достаточно убить бактерию силой мысли, доктор! — раздраженно сказал Джеффри, разглядывая укол, нанесенный острым клювом в бедро.

— А что у тебя? — повернулся в его сторону Грегори. — Ну, тут ткань можно зашить, братец, или, если позволишь, я сам могу сделать это для тебя. Ты что, раздражен из-за боли или из-за непоправимой порчи своих чулков?

— Ни то, ни другое, — проворчал Джеффри. — Мне просто не нравится проигрывать.

— Но разве мы проиграли? — удивился Грегори.

— Да уж и победой это в поединке тоже не назовешь.

— И, кроме того, — произнес сквозь зубы Ален, — он рассчитывал на жареную дичь. А вместо этого получил клювом в задницу.

— В бедро!

— Заклинаю тебя, Грегори! Осмотри его рану, наверное, она гораздо опаснее моей!

— Эта боль, — успокоил его Грегори, — говорит о том, что рана срастается.

Выпрямившись, он проследил за процессом самовосстановления клеток.

— Ничего сложного, обыкновенная процедура. Меня сейчас больше беспокоит другое.

— Что? — поднял на него полные боли глаза Ален, пытаясь отвлечься.

— Почему не получилось превратить этого Будри в протоплазму.

— Как? Разве это не зверь — то есть, не дичь?

— Это дичь, но совершенно неземная. Тот, кто за ней стоит, испытывает наше терпение. Но в затейливости фантазии ему не откажешь. Всякий раз что-то новое. Надо же… — Грегори удивленно покачал головой.

— Ну, если это удивляет даже тебя, то… — почти прокряхтел Джеффри, — я тоже сейчас начну удивляться.

— Надо уметь переживать поражения. Мы клюнули на удочку, увидев в Бубри дикую птицу. Как ты понимаешь, это не имеет ничего общего с тем, что пекут на костре.

— Обмазав хорошенько глиной и нашпиговав лесными ягодами, — размечтался Джеффри, которому кулинарные вожделения дали на миг забыть о страданиях.

— Но вместо ягод ты получил укол в ягодицу, — продолжал Ален.

— В бедро!

— Итак, что мы имеем? Бубри не превратился в протоплазму, из которой он создан, потому что стоявший за ним маг оказался сильнее тебя.

— Возможно, вся его сила, которая стоит за ним — это желание выжить, — предположил Джеффри.

— Да, и все же хорошо иметь под рукой волшебника, — со вздохом облегчения сказал Ален, — надо же, ни следа не осталось, — он осматривал свою рану. — Начинаю думать, что и сам я сделан из какой-то протоплазмы.

— Он способный портной, — проворчал Джеффри. — Это у него здорово получается. — В этот момент он вздрогнул, услышав еще один громкий крик со стороны озера. — А ты уверен, братец, что здесь не водится еще одного самца Бубри?

— Вполне может быть, — отвечал Грегори. — Поскольку Бубри обычная птица.

Джеффри оглянулся, хмуря лоб в непонимании.

Взгляд его скользнул по озеру. — Вроде на милю вокруг тихо.

— Похоже, эта часть королевства напичкана монстрами, которых никогда не появлялось в природе, — задумчиво произнес Ален. — Непонятно только, откуда они берутся — столько и в сказках нет.

— Кто знает, может быть так и рождаются сказки? — возразил Джеффри и обратился к Грегори. — Разве ты не говорил, что его зовут Бубри — и что этот самый монстр преследовал тебя в снах?

— Не совсем так, — пояснил Грегори, — это был один из той стаи чудовищ, которые внезапно возникли в уме Алуэтты во время медитации. И я заглянул в ее бред — и видел их. Должен вам сказать, это было впечатляющее и незабываемое зрелище.

— Так может быть, ты их и производишь?

— Нет, дело не в этом.

— Получается, ты заглянул в ее сознание, — заметил Джеффри.

— Но если это случилось так, как говоришь ты, я все-таки не понимаю, почему это появилось именно здесь, на берегу озера.

— Может быть, здесь все-таки повинен посторонний ум? — предположил Ален.

— Но как может присниться двум разным людям один и тот же кошмар? — спросил Джеффри.

Все погрузились в молчание, обмениваясь взглядами, объединенные общей тревожной мыслью.

— Ведь это не случайность? — спросил Ален. — Кто-то устроил эти дикие отвратительные иллюзии в ваших умах. Кто-то навеял их.

— И кто знает, сколько умов он поразил такими вот кошмарами? — предположил Джеффри — Кто знает, — пожал плечами Джеффри. — Да и какое это имеет значение, если среди них найдется хотя бы один эспер, не знающий своей силы.

— Затем, когда он описывал жуткую птицу своим слушателям, где-то в лесу ведьмин мох стал сползаться в кучу, материализуя его кошмар, — поведал Джеффри. — Тут ничего сложного — но вот как ему удается заражать страхом умы человеческие?

— Разгадка там, за туманом, — сказал Ален. — И пока мы не можем сказать ничего более определенного.

Джеффри пожал плечами:

— Но мы же даем монстрам имена. Имя этой загадки у нас тоже есть. Занплока — он и есть творец иллюзий.

— Имя ничего не значит, пока мы не найдем того, кто за ним стоит. Имя это лишь слово.

— Ты думаешь? — скептически посмотрел на него собеседник.

Грегори нахмурился:

— Такая неточность может вызвать ошибку. Что, если мы примемся искать этого Занплоку, а он окажется вовсе не тем возбудителем иллюзий — и даже вовсе не человеком?

Джеффри безнадежно помотал головой:

— Если мы отыщем то, что за этим стоит, нам придется искать новое понятие — а, может, и нет: этот Занплока может оказаться кем угодно и какого угодно пола — но главное то, что он строит нам каверзы всю дорогу.

— А что, если нет?

— Зачем ломать голову? — предложил Ален. — Пока не узнаем точно, давайте между собой называть его Занплокой.

— Его — кого?

— Того, кто нам посылает эти кошмары.

— Ночные кошмары — или те, что могут "вызвать кровопролитие? — уточнил Джеффри.

— Да, — сказал Ален. — И те и другие: раз он может насылать сны эсперам, то значит, насылает и монстров заклинаниями.

— Тогда я надеюсь, — вздохнул Грегори, — что мы не станем искать несуществующего человека, чтобы не проморгать истинный источник неприятностей.

— Мы должны хранить наше сознание открытым, — поддержал Ален, — и высматривать каждого возможного вредителя — не так ли, солдат и рыцарь?

— Мы должны быть настороже и готовы ко всему, конечно же, — согласился Джеффри, — но как только встретим человека — мужчину и женщину по имени Занплока, я тут же экранирую разум. И где же нам теперь искать его?

— В самом деле, где? — пожал плечами Ален. — Одно направление ничем не отличается от другого, раз мы окружены монстрами. Все равно, куда идти — раз так, пойдем по дороге, которая лежит перед нами. Вперед!

Деревья на их пути становились все более редкими и куцыми. К полудню, когда солнце высоко стояло в небе над головами, женщины заслышали странный шум вдалеке. Алуэтта насторожилась, осаживая лошадь:

— Странно, — произнесла она.

— Что такое? — откликнулись остальные.

— Похоже на шум отлетающей на юг стаи.

— Хм, — заметила Ртуть, — мне всегда казалось, что шум отлетающей стаи напоминает журчание далекого ручья.

— Ручей это или птицы, — сказала Корделия, — давайте лучше проверим и убедимся собственными глазами.

Они сошли с тропы и устремились в восточном направлении по склону — туда, откуда доносился звук.

Звук становился все громче пока они не пересекли долину и не обнаружили, что стоят на берегу реки: быстрой и полноводной, как после сильного ливня. Река шумела как живая, ревя и захлебываясь среди валунов и водоворотов. Женщины оставили лошадей, и, прислушиваясь к пению вод, оросили и освежили лица этими быстрыми струями.

— Как замечательно, не правда ли? — вырвалось у Корделии.

— В самом деле, — откликнулась Алуэтта, но тут же нахмурилась, поворачиваясь, со словами:

— Кто это?

Корделия и Ртуть немедленно повернулись вслед за ней и увидели человека в шкуре, сидевшего на камне, уставившись в мутные воды течения. Картина возбуждала меланхолию: в том, как он созерцал реку, было что-то невыразимо печальное. Одежда состояла из обычной крестьянской накидки и чулок, один из которых заменяла шкура. Седые волосы на голове были пострижены в кружок.